U.G.L.Y. как всегда, и я нисмогла. На во-от сие безобразие.
Он. Он.
Редкость же ж. Когда он такой. Мягкий весь. Хрупкий, ранимый. На кота похож. Уютный. Глазищи эти… сонные. Жмурится еще так иногда, нос морщит. И встрепанный такой. Челка непослушная на глазах. Бродит по квартире в тельняшке этой…
Вспоминается, как первый раз вышел вот так. Темно за окном, шумно. Не холодно, а так. И листья желтеют. Не заметил бы – тебе-то что? Но он вот… притащил охапку. И не спросишь же зачем. Сам знаешь. Вот когда притащил, тогда и узнал. И лицо довольное помнишь: глаза горят, дышит часто, раскраснелся… «Джи, смотри!» Дите же. А ты лыбишься в ответ. И глупость же.
Он потом, казалось, совсем забыл – положил на подоконник и забыл. А ты, как не повернешься глянуть на очередную морось за окном, сразу же. Они же в глаза бросаются – желтые, красные, оранжевые. И сразу лицо его довольное вспоминаешь.
Так и с тельняшкой. Сразу все заново перед глазами. Даже не перед глазами, а где-то… да просто где-то – не суть важно – главное, что есть. Вы тогда еще только-только узнавать друг друга начали, привыкать, притираться. Ты тогда шлялся везде и часто – впрочем ты и сейчас шляешься, – поэтому оставил пацану ключи, так, на всякий – мало ли что. Вон иногда – побитый весь, только бы где упасть, приползает, отлеживается и опять. Попервой непривычно было. Вроде и квартира частенько как проходной двор, и не особо домашний ты, и место, в общем, не постоянное. Но вот… он в этой драной тельняшке на пороге…
Откуда только выкопал это раритетище? Давно пора было выбросить. Теперь-то поздно, теперь фиг отдаст. «Мне нравится». И все. И точка. Не поспоришь. Да и не хочется, вобщем-то. Он в ней становится каким-то таким… Будто сняли весь налет уличной жизни. Без крови, драк. И обнять хочется, прижать. А он мягкий. Ластится. Домашний такой.
Прирос ты, Джи. Еще тогда прирос. Когда впервые: ты – в квартиру, а там – дом.